Иерусалим, как много в этом звуке
Для рава, для поэта, для врача.
Как мы молились, чтоб отсохли руки,
Боясь склероза, словно палача.
Как плакали на Вавилонских реках,
Чего имели, не хранивши на беду.
И, у эпохи пребывая в зэках,
Всё пили, чтобы в будущем году.
И наконец до цели добрели мы,
Но выясняется, - есть два Иерусалима.
Уж быть ослами, так ослами Буридана.
Но городской папаша,
Сказав, что оба – наши,
Должно быть спутал с берегами Иордана.
Он так поверил Первому Солдату,
В пророчествах не будучи силён,
Что лагерь мира поднапряг свои мандаты,
И город, что поделен стенкой был когда-то,
Теперь Бараком будет разделён.
Сквозь договор, дырявый, как авоська,
Нам кажет козью морду без прикрас
Член кнессета с собачьей кличкой Моська,
Печально всем известный Моси Раз.
Он – самый левый парень на селе,
Его недаром пресса обласкала,
Он в кнессете сойти за радикала
Готов за ради мира на земле.
Давайте пожалеем чудака (на букву М).
Ведь у него, - терпеть ещё доколе, -
Должна отсохнуть правая рука
И кое-что, чему не учат в школе.
Иерусалим евреям, что хохлам Москва,
Есть у жидов Герцлия и Гуш Дан, -
Твердил один борец за птичьи права,
Украдкой собирая чемодан, -
Евреи – нехристи и жулики в Законе,
Смогли святыню умыкнуть у мусульман.
А Магомет отсюда в небо двинул кони,
И здесь же правили Дауд и Сулейман.
Все ждут кого-то на Святой Земле,
Мол вот придёт Мессия ли, Христос ли.
Но вовсе не Мессия на осле,
А Арафат въезжает к нам на Осле.
И что бы там не говорила власть,
Позор прикрывши новым фиговым листочком,
Возьмёмся за руки, друзья, чтоб не пропасть
И чтобы не попасть по одиночкам.
Заморским дядюшкам довольно бить поклоны,
Пусть Билл идёт, куда сигару положил.
Сидит Саддам на реках Вавилона.
Пусть плачет он теперь, - он это заслужил.
И вот тогда готов я делать ставки,
Что скоро образумится страна,
И в члены кнессета не будут брать без справки
От Кащенко, от Фрейда и от Кафки.
А Моська пусть сидит в посудной лавке
И, так и быть, пусть лает на слона. |
 |
Когда Шалом прикажет быть хавером
